Маги - Страница 28

Выражение глубокой горечи скользнуло по бледному лицу умирающего.

– Благодарю вас, Супрамати, за великодушные намерения; но в этом мире мне нужен только гроб. Я преступно расточил свою жизнь и свое добро – и был жестоко наказан за это такой долгой жизнью и неслыханной нищетой. Я терпел голод и холод, ночевал по большим дорогам, просил милостыню и питался корками, которые бросали собакам…

Судорожные рыдания помешали ему говорить, но, быстро овладев собой, он продолжал хриплым и отрывистым голосом:

– Умереть… умереть… Я только этого и жажду. Послушайте, Супрамати! Если уж вы хотите оказать мне последнее благодеяние, то прикажите прилично похоронить меня, чтобы мое тело не бросили в общую могилу.

Глубоко взволнованный, Супрамати крепко пожал руку виконта.

– Клянусь вам в этом! Если же вы имеете еще какое-нибудь желание относительно вашего погребения, то выскажите мне его, и я все исполню в точности.

– Благодарю вас! В таком случае я желал бы быть похороненным на кладбище в моем поместье. Там, в этом холщовом мешке, вы найдете бумаги, содержащие необходимые указания. В этом имении я родился, там находятся могилы моих родителей и…

Голос старика перешел на шепот, лицо мертвенно побледнело и, охваченный внезапною слабостью, он опрокинулся на кровать.

Супрамати сочувственно и, видимо, что-то соображая, смотрел на виконта. Он испытывал глубокую жалость к этому грешнику, так жестоко наказанному, и в то же время у него мелькнуло желание спасти его при помощи нескольких капель эликсира жизни. Он тоже был умирающим, – и вот к нему явился незнакомец, спас его и сделал богатым, независимым и ученым. Может быть, и виконт, очищенный страданием, раскается и тоже сделается исследователем.

Никакой закон, никакое условие не запрещало адепту и обладателю первоначальной эссенции пользоваться ею по своему усмотрению и расширять цепь членов братства. Дахир говорил ему, что никакой ответственности не падает на того, кто, «под влиянием великодушного порыва или жалости», обессмертит людей, часто взятых наудачу, без всякого выбора.

Супрамати уже опустил руку в карман, чтобы достать крошечный флакон с таинственным веществом, как вдруг новая мысль остановила его.

Действительно ли он окажет благодеяние виконту, если даст ему бесконечную жизнь? Что, если, оказавшись способным к серьезному труду, он, будучи здоровым, и обладая громадным состоянием, снова впадет в свои прежние пороки и сделается вторым Нарайяной, еще более презренным и мелочным, чем первый? Не был ли виконт истинным представителем типа ленивого и развращенного люда, который, живет только для наслаждения и готов лобызать всякую, самую грязную руку, если только та дает ему золото? Нет! Мудр закон, уносящий в загробную жизнь порочные и бесполезные существа.

Все эти размышления, которые так долго описывать, длились всего несколько секунд. Бросив последний взгляд на почти неподвижно лежавшее перед ним тело, Супрамати повернулся и с глубоким вздохом вышел из комнаты.

Прежде чем сесть в экипаж, Супрамати поблагодарил Пэнсона, попросил его нанять для виконта приличное помещение и сделать все для облегчения его последних минут; он просил его также взять бумаги виконта, чтобы можно было исполнить последнее желание несчастного и похоронить его рядом с его родителями. Отставной певец принял поручение и обещал известить его, как только виконт скончается, что не могло долго заставить себя ждать.

С тяжелым сердцем направился Супрамати домой. Несмотря на убеждение, что он поступил хорошо, ему казалось, будто он подписал смертный приговор, и это тяжелое впечатление давило его весь остальной день.

Только вечером, оставшись наедине с Нарой, он рассказал ей, в каком положении нашел виконта и все, что прочувствовал и передумал по этому случаю.

Молодая женщина, задумчиво и печально слушавшая мужа, дружески пожала ему руку.

– Ты хорошо поступил, Супрамати, и не можешь упрекать себя за то, что не сохранил бесполезную и преступную жизнь, на несчастье самому этому человеку, совершенно неспособному к тяжелому испытанию почти вечной жизни.

Не забывай, что, не желая быть таким же, как Нарайяна, необходимо настойчиво трудиться и разрешать тяжелую проблему: спиритуализоватъся заживо.

По правде сказать, наша судьба ужасна, и адептам не следует слишком увеличивать наши ряды. У меня самой лежит на совести несколько подобных грехов, но я давала эссенцию жизни только людям полезным и трудящимся, которые настойчиво и энергично поднимаются по узкой тропинке прогресса. А ты, не подумавший сохранить для бедных полезную жизнь Розали, – ты оплакиваешь, что не дал бессмертия негодяю!

– Это же самое говорил я сам себе. Но не знаю, почему мне было так тяжело видеть, как умирает этот человек, когда я знал, что в моих силах спасти его.

– Ты оказал бы ему очень плохую услугу. Бесконечная жизнь иногда бывает невыносимой казнью для людей, не способных приспособиться к ее необыкновенным условиям.

По этому поводу мне вспомнился один эпизод, который я сейчас расскажу тебе, и виновником которого был Нарайяна, неисправимый в своем преступном легкомыслии, несмотря на все, что он знал и видел из тайн жизни.

То, что я хочу тебе рассказать, произошло около 1340 или 1350 года. Мы провели с Нарайяной несколько месяцев в Италии и направлялись в Баварию, где он владел небольшим замком, от которого теперь не осталось и следа. Там Нарайяна намеревался заняться некоторыми магическими опытами вместе с одним из наших, жившим в окрестностях.